Много сёл у нас в уезде, но только одно Меркушино начинает, образно говоря, в третий раз свою жизнь. Я имею в виду эти последние два-три года. Именно в эти годы началось возрождение этого, отличного от других, села. Оно возрождается вместе с Верхотурьем в том же качестве, которое имело до революции, как центр духовно-религиозной культуры, место паломничества к храму Симеона Праведного. Всё возвращается на круги своя.

Это период от начала семнадцатого века и до революции. В 1620 году здесь уже жило пять семей насельников. Эта первая жизнь – 275 лет. В конце этого периода (1886) и начале двадцатого века здесь построены капитальные каменные здания: церкви Михайло-Архангельская, Симеоновская, гостиница для паломников двухэтажная, церковно-приходская школа, волостная управа тоже в два этажа и два дома для священнослужителей. Две церкви были соединены галереей, что запечатлено на фотографии, от которой глаз не отведёшь. Если в 17-18 веках село имело транспортное значение: здесь была пристань на реке Туре, строились речные суда – ладьи, струги под государственный хлеб, то в 19 веке это место паломничества, почитания Симеона Праведного. Гостиницы не хватало, местные жители пускали на постой, имея статью дохода; им и прозвище было «пяташники», «пятаки».

Первой гостиницей для паломников было небольшое каменное здание у Михайло-Архангельской церкви. Меркушинский священник был в хороших отношениях с Екатеринбургским архиереем. Он просил о строительстве новой гостиницы, которая и была построена в два этажа. Кирпич делали на месте, между селом Меркушино и деревней Дырина. Второе капитальное здание – волостная управа, на ней была резная башенка, её не стало после пожара в 1940 году. Внутри здание было богато отделано.

 Лесничим в управе работал Добровольский Игнатий Иванович, поляк, генерал в отставке; его звали барином. Был он добрым, давал народу лес на постройку. Жил в большом длинном доме напротив управы на берегу Туры. Внутри дома интерьер был очень богатый, красочный. В наши дни из его дома сделали два, разобрав середину. Для отдыха в лесу, в 3,5 километрах от села, лесничий благоустроил родник, который и назвали «барским родником». Над родником была площадка-светёлка. Из легенды известно, что лесничий и его сын, который учился в Екатеринбурге, полюбили одну крестьянскую девушку, и дело кончилось трагически. 

Большим событием были приезды в Меркушино в конце сентября архимандрита Николаевского монастыря. Его ждали во всех деревнях по пути следования. Пара лошадей, запряжённая в возок, лихо вкатывала на Меркушинский паром, и как не ворчал перевозчик, большой старый мужик, архимандрит не вылазил из возка и не тянул за трос. 

Само село небольшое, компактное, добротных богатых домов меньше половины. Жили здесь Худяковы, Фомины, Обросовы. Так, жители села помнят братьев Худяковых – Данилу Семёновича и Семёна Семёновича. Данила Семёнович имел десять коров, семь лошадей. В Англии покупал сельхозмашины, рабочих нанимал только на молотьбу, продавал масло, пироги. На площади стояли столы. Он первый посеял пшеницу. Магазинов в селе было тринадцать. Торговали купцы – Соболев, Морозов. Был и кабак, который дожил до 1932 года. В нём шла торговля государственной водкой. За селом находились три государственных склада. До советской власти в них хранилось зерно (запасной фонд на случай неурожая). Крестьяне сдавали зерно на хранение, кто сколько мог, при нужде получая обратно. 

Село было окружено большими и малыми деревнями. В пределах бывшего Меркушинского сельского совета по обоим берегам Туры одна за другой, как бусины на нитке, располагалось двадцать деревень на протяжении десяти километров. В Меркушино сходилось и расходилось семь основных дорог: на север – на Молву, Кашай, на восток – на Туринск, на юг – на Махнёво, Волоковую, Ирбит, на запад – на Верхотурье. Все дороги были оканавлены, усыпаны гравием, в сырых местах – мостовик. Дороги и в зимнее время были оживлёнными. 

Крестьяне не сидели дома долгую зиму: нанимались на извоз, лесозаготовки, сплав леса и молем и плотами. Особо крепкие мужики из рода охотников, промысловиков ездили за рыбой к остякам (хантам) на приток Оби – Конду, Пелымский туман. По прямой – этот путь в 260 километров. Начинался он в Меркушино через деревню Дырина. Завоз рыбы предназначался на ярмарки и базарные дни в Ирбит, Верхотурье, Красную Гору. Чтобы освоить этот путь его разбивали на волока. Волок – сорок-пятьдесят километров. После каждого волока – стан. Здесь кормили лошадей, обогревались сами. Заранее на каждый стан завозилось сено. Обычно в этот путь собиралось три-четыре человека. Это были люди большой душевной и физической силы. Такие смельчаки были в деревнях Мызникова, Камень и др. Например, братья Пузыревы. Для покупки рыбы везли «огненную воду» (водку). Рыбу не взвешивали, а измеряли дугой. Для преодоления этого великого санного пути использовались специальные сани с широким, не окованным полозом; на заднем бортике саней – кормушка для овса. Как спасались от мороза? На полушубок надевалась яга-шуба из собачьего меха, мехом наружу. Основой каждого крестьянского хозяйства была лошадь, держали их по две и больше, для лёгкой езды и для тяжёлой работы. Сеяли овёс, ячмень, рожь, пшеницу. Землю хорошо удобряли, для чего старались держать побольше коров и молодняка. Такое небольшое стадо на подстилке давало немало навоза.

Эта жизнь при советской власти – семьдесят с небольшим лет. Здание волостной управы оборудовано под больницу со стационаром. На втором этаже паломнической гостиницы – сельский клуб, киноустановка. В сторожке у церкви Михаила Архангела разместился маслозавод. Сама церковь в 1914 году после капитального ремонта была не устроена. В начале в ней хранили зерно. В 1940 году она была до конца разобрана; председатель сельского Совета продал кирпич в колхозы и в Карпунино. Разобран передний ход в колокольню и галерею, а в Симеоновской церкви – школьный спортивный зал. В доме священника разместился сельский Совет. 

Мне хорошо помнится Меркушино пятидесятых годов – это моё Меркушино. Почему моё? Окончив сельхозинститут, мы с женой (я – ветврач, она – агроном) с двумя детьми в «мокрый» 1950 год приехали в это село. Тут прошла наша молодость, тут мы встали на ноги: окрепли по специальности, заслужили авторитет у народа, вели личное хозяйство и растили троих детей. В будни и в праздники – бок о бок с народом. Вот и стало Меркушино моим.

Каким было Меркушино в пятидесятые годы?

Во-первых, работящим. Где только не работали живущие в селе: школа-семилетка, сельский Совет, почта, клуб, библиотека, больница, аптека, маслозавод, участковая ветеринарная лечебница, сельмаг, заготларёк, пекарня, колхоз, склады «магазин». Во-вторых, оно было весёлым: раз в неделю – кинофильмы, праздники; свадьбы справляли с размахом, многолюдно, но без драк, пели частушки, плясали неизменную барабушку и с удовольствием пили стаканами бражку. Водки в торговле в то время не было, самогон мало кто гнал. Еды хватало – каждый держал подсобное хозяйство, огород. Исправно сдавали продналог: молоко, шерсть, яйца. В праздники народ со всех деревень собирался в клубе; в марте 1953 года он был переполнен: радио передавало похороны Сталина, все плакали. При клубе всегда работал кружок художественной самодеятельности, ставились концерты в самом клубе; кроме того, коллектив часто выезжал в колхозы, соседние сёла – Усть-Салду, Кордюково, Дерябино. Основой коллектива были учителя, интеллигенция. Нельзя забыть и меркушинских любителей рыбной ловли. Начинали ловить рыбу сразу после ледохода, затем в Троицу ездили с неводом в деревню Старая Юконка. Ловили и нельму, сплавлялись с сетями от деревни Чащегоровой до села Меркушино. Летом за карасём ездили на озёра до деревни Чекоткина. В деревнях Совета до августа 1950 года было семь небольших колхозов, в каждом из них было молочное стадо, лошади, свиньи, овцы, куры, овощное хозяйство, в некоторых – пчёлы, а в других – пчёлы, кролики. Тракторы на стационаре и два локомобиля в Мызниковой и в Лаптевой давали электричество вечерами до одиннадцати часов. В основном, освещение было за счёт керосиновых ламп.

Самостоятельная жизнь этих семи малых колхозов прекратилась в августе 1950 года, было организовано три крупных: колхоз «Имени Кагановича» объединил деревни левого берега Туры: Меркушино, деревни Чекоткина, Дырина, Мызникова, Камень, Черёмнова, колхоз «8 Марта» - деревни Раскат, Трубина, Монастырка, колхоз «Имени Фрунзе» - деревни Лаптева, Шнурова, Баландина и Шумиха. 

Меня сразу стала интересовать история села. В шестидесяти километрах от Верхотурья вдруг такие капитальные постройки, ансамбль церквей. Председатель Совета Рафальский Николай Людвигович сводил меня в церковь Симеона, а вскоре, совсем неожиданно, при ремонте русской печи в своей квартире я обнаружил в кладке печи свёрнутую в трубку брошюру «Житие Симеона Праведного». С первых строчек я узнал, что умер он в тридцать пять лет от боли в желудке. До революции в этом доме жили приказчики купца Морозова. Теперь, на старости лет я кляну себя, что мало тогда выспрашивал стариков, а слушая, не записывал. 

А старики были занятные. Так, в деревне Камень жил Мызников Павел Петрович, общительный, боевой, не по летам переживший в жизни много всяких приключений. В Меркушино – Чащегоров Александр Андреевич; вырастили с женой четырёх сыновей, старший из них до генерала дослужился. Сам А.А. Чащегоров до старости трудился – катал валенки. У него был самый красивый двухэтажный дом в Меркушино. В деревне Дырина помню Собенина Егора Игнатьевича – большой охотник, четверо детей. Он породнился с Чащегоровым А.А., его дочь Анна вышла замуж за Александра, старшего Чащегорова. Собенин Иосиф Георгиевич, участник Великой Отечественной войны, как и отец, заядлый охотник. Он так и живёт почти один в пустой квартире в деревне Мызниковой. В деревне Чекоткина жил Худяков Никанор Никандрович. Крепкий, с большой белой бородой, солидный, знающий себе цену, жил в достатке, дом брусовой, как картинка. Когда я в качестве уполномоченного  в августе 1950 года агитировал за укрупнение колхозов, Никанор Александрович всё допытывался, а что будет иметь от этого колхоз «Прогресс социализма». 

Самой колоритной фигурой был Карп Савельевич Перевалов. Жил он в селе Меркушино в небольшом домике с сыном Алексеем. Это был наш юрист, законник. Все события, происшедшие на селе или в стране подвергались его немедленной критике, анализу, оценке. Он был небольшого роста, лицо сосредоточенное, озабоченное, без улыбки. Одет всегда в одно и то же: грубые сапоги, тёплый, на вате, до колен пиджак, фуражка. В разговоре часто употреблял поговорку «Не верю чести игрока, а поляку в дружбе». В молодости служил в специальном заведении – монополька, продажа государственной водки. Как не вспомнить его сына Алексея Карповича. До войны он – землемер, затем преподавал в Меркушинской школе, а в пятидесятые заведовал клубом. Это благодаря его удивительной энергии жил коллектив самодеятельности, в который он мог вовлечь, сагитировать любого служащего интеллигента. Говорил он быстро, пересыпая речь шутками, прибаутками и поговорками. Уехав из опустевшего села, он много лет работал в Предтурском ДОКе мастером в цехе древесно-волокнистых плит – варил эту самую плиту ДВП и был на почёте. Мне однажды пришлось бывать у него в цехе.

Сельмаг был нашей единственной торговой точкой на весь Меркушинский Совет. Бессменно, начав ещё до войны, в нём работал Пётр Петрович Дурницын. Жил он в деревне Лаптева, но магазин открывал минута в минуту. Среднего роста, худой, щёки в поперечных складках, взгляд утомлённый, застывший, лицо без улыбки было бесстрастным. Носил он высокие хромовые сапоги с галошами, брюки галифе, однобортный защитного цвета пиджак, большую тёплую фуражку. Говорил нехотя, не открывая рта. На вошедшего покупателя смотрел своим тяжёлым взглядом с усмешечкой, он словно говорил ему: «Ну что пришёл? Что можешь купить? Что ты беспокоишь меня?». Его высушенная долгой работой душа оттаивала только после второй рюмки. Все ревизии в магазине были на удивление: не выявляли ни недостачи, ни излишков, а сходились до копеек по остаткам. Председателем Меркушинского сельского Совета в пятидесятые годы работал Рафальский Николай Людвигович, инвалид Великой Отечественной войны, на деревянном протезе, лёгочник, имевший десять детей. Несмотря на нездоровье, он всегда был в курсе всех дел в колхозе, посещал колхозные собрания, был обходительным, спокойным, говорил гортанным голосом. Лицо было доброе, с большим носом. Пользовался уважением у населения, имел авторитет и у председателя колхоза. Его жена Нина Ивановна работала библиотекарем.

Река Тура доставляла много хлопот, а весной 1957 года, выйдя из берегов, затопила половину Меркушино, несмотря на то, что оно находилось на высоком берегу. Для связи с правым берегом Совет держал перевозчика с лодкой и большой тяжёлый бревенчатый паром. В мелководье ставили ходы на опорах. И только в семидесятые годы уроженец Меркушино Худяков Фёдор Яковлевич с сыном протянул подвесной мост на канатах, изломало и унесло его в 1993 году. Позже дорожный отдел построил ниже Меркушино железобетонный мост. 

В перестроечные годы судьба круто обошлась с селом, вернее, не судьба, а райком партии. Отделив от совхоза «Красногорский» Усть-Салдинское и Бочкарёвское отделения и присоединив к ним Меркушинское отделение «Кордюковского», создали новый совхоз, назвав его «Меркушинским» с центром в Усть-Салде – двадцать два километра от села Меркушино. Получилось как в поговорке «Пришей кобыле хвост». Жизнь показала всю несуразность этого решения. На становление нового совхоза была выделена крупная сумма денег, из которой до Меркушино не дошло ни копейки. Скот и технику перевели в Усть-Салду, и деревни Мызникова,  Дырина и само Меркушино опустели, земли забросили, люди разъехались. Ветшают и разрушаются заброшенные частные дома. Жизнь теплилась в пяти-семи домах, то есть как и в 1620 году. Решение райкома партии привело к вымиранию Меркушинского отделения и самого села. Теперь трудно поверить, что в шестидесятые годы в Меркушинском отделении Кордюковского совхоза держали кроме рогатого скота четыре тысячи кур, а молока надаивали по три тысячи килограммов на корову. В пятидесятые годы здесь, между деревней Дырина и Меркушино, четыреста голов молодняка крупного рогатого скота содержались свободно-выгульным, беспривязным способом. Каждый год на откорме стояло сто двадцать голов дойного стада в деревне Мызниковой. 

Особенно хочется подчеркнуть нравстенное состояние народа пятидесятых годов. Люди были не только трудолюбивы, но и доброжелательны, внимательны и чутки к чужой беде, не завистливы, незлобивы, не было массовой пьянки, воровства: дома на замки не закрывались.

Вид с моста на село Меркушино. 2006 год.

Вид на Михайло-Архангельский храм. 2011 год.

Эта жизнь началась два-три года тому назад с восстановлением церкви Симеона Праведного и переселения в село части Ново-Тихвинского монастыря. Два года назад только заканчивали ремонт храма Симеона Праведного, а здание волостной управы стояло без окон и дверей. В настоящее время оба здания приведены не просто в божеский вид, а их интерьер можно оценить по высшему разряду. Подготовлена малая гостиница для духовенства. Настала очередь для ремонта и переоборудования паломнической гостиницы – бывшего клуба, здание которой тоже продано церкви. Школа в Меркушино, в основном, обслуживает ребят из деревни Лаптева, так уж угодно судьбе связать Меркушино с Лаптевой, а остальные девятнадцать деревень Совета перестали существовать. Верхотурский посадский человек Меркуша Федотов, владея деревней Лаптевой, основал затем и село Меркушино. Вот теперь и школа общая и сельская управа одна. На Главу сей управы Яскельчук Любовь Васильевну ложится большая забота: она должна поддерживать нормальные добрососедские отношения между монастырём и гражданским населением села. Хочется пожелать ей успехов в этом непростом деле. Остаётся только сожалеть, что нашим Верхотурским монастырём оказалось не под силу создать в Меркушино свой филиал, и хозяином на селе оказался Екатеринбургский Ново-Тихвинский монастырь.

Хочется пожелать моим землякам, тем, кто где родился, там и пригодился: Худякову Аркадию Ефимовичу, Обросову Владимиру Николаевичу с Анастасией Григорьевной, Уссовым Афанасию и Тамаре, Надежде, Чащиной Анне Ивановне и другим. Хочется пожелать им душевного покоя, достатка в семье. Они в честном труде прожили с селом нелёгкую жизнь и на заслуженном отдыхе, дай им Бог, немного стариковских радостей, поменьше хвори и побольше пенсии.

В августе 1997 года я приезжал в Меркушино с зятем и дочкой, которая родилась в этом селе в 1958 году. Сердце сжималось при виде ветхости и разрушения жилых домов, пустых улиц. Здание больницы – волостной управы – пустыми оконными и дверными проёмами производило впечатление тягостное, тоскливое. «Вот здесь ты родилась», - сказал я дочери, указывая на это здание. Дочь молчала. И только в церкви Симеона Праведного кипела работа: бригада рабочих заканчивала ремонт полов, дорогой строительный материал лежал в изобилии. Грустные, мы тронулись в обратный путь. Осторожно проехали по горбатому без перил мосту. Подъезжая к деревне Шнуровой, наш «жигуль» испуганно отвернул на обочину: навстречу впритык одна за одной вылетели из-за поворота пять богатых, в блеске, иномарок. «В Меркушино, принимать работу», - мелькнуло у меня в голове. 

Вспомнились рассказы, и вдруг в памяти, как видение, встала картина приезда архимандрита в Симеонов день - много лет назад, стремительный проезд по сёлам и деревням. Лихо неслась пара коней, с их губ слетала пена, покрикивал ямщик, заливался колокольчик, звенели бубенцы, снимали шапки и крестились стоявшие на обочине крестьяне. Высокий духовный сан не позволял ехать тихо. Я в тот час, два года назад, ещё не мог подумать, что начинается третья жизнь села Меркушино.