Сергей Лукашин

 СЛОВО О ПОЛКУ ВОДОПАДОВОМ

Роман–опупея

(часть I)

1. Почва

Верхотурье классическая дыра, квинтэссенция самой захудалой провинциальности, единственный город в стране (а может быть, и во всем мире), не имеющий ни единой полностью благоустроенной квартиры. Растянувшийся избенками и бараками на десяток километров, городок напоминает перерезанную двенадцатиперстную кишку, неизвестно для чего существующую отдельно от давно покинувшего

 ее тела. Стареющее население занято обслуживанием заключенных, вырубкой остатков леса, сверхубыточным сельским хозяйством и самогоноварением.

Болота, погосты, телогрейки, рытвины. Тишину нарушают собачьи свадьбы и вороний гомон. И над всем этим обшарпанное великолепие старинных кремлей и соборов.

Благодатнейшая почва для всходов рока.

Нужны были семена.

2. Семена

Юрий Демин.

Не повезло Юре. Родился и сформировался в эпоху развитого алкоголизма. Лет до двадцати он с блеском прожигал жизнь, а в немногочисленных паузах интересовался поп-музыкой и радиотехникой. Юра пытался порвать со средой, уехав в Свердловск, но вовремя обнаружил, что просто сменил десятитысячную алкогольную среду на миллионную. Обнаружил и вернулся. Вернулся и женился то ли по любви, то ли по расчету, а скорей всего по обеим причинам, ибо симпатичная жена его имела фанатичную тягу к приготовлению вкуснейших завтраков, обедов и ужинов.

И вот однажды утром Юра проснулся и завязал. Два оставшихся пристрастия плюс воля, цепкий ум и честолюбие быстро сделали из него человека. Мало-помалу он монополизировал всю магнитофонную культуру Верхотурья и стал крупнейшим меломаном и главным диск-жокеем города. Зарубежная музыка хлынула рекой... Но вот в поток чистого импорта стали вливаться мутные ручейки каких-то неведомых групп, поющих вполне по-русски, но в то же время не вполне по-советски. Тексты их песен полностью совпадали с неофициальным Юриным мировоззрением, в котором до той поры он и сам себе боялся признаться.

Это было страшно, но интересно.

Поток нарастал. Количество переходило в качество.

Юрка Аптекин.

Больше всего на свете Юрка Аптекин любил три вещи: рок-музыку, рыбалку и свою баньку по субботам со всем, что положено после баньки перед дискотекой. Грех было жаловаться и на положение члена верхотурского ВИА МИГ. И для души хорошо, и у девчонок на виду. На гитаре он бацал давно, и бацал прилично. Не виртуоз, конечно, но довольно техничен, склонен к фантазии и, главное, работоспособен. Вообще музыку любил всякую — от гармошки, с которой когда-то начинал, до самого жестокого металла. Заработок сварщика его тоже вполне устраивал.

Еще один талант был у Юрки: буриме.

Если в субботу после баньки и всего прочего Юрке дать в руки гитару и сказать: «А ну-ка, Юрка, давай чтонибудь про любовь!», — то Юрка запросто даст часовой экспромт в размер, в рифму, а порою и со смыслом.

А еще были у Юрки магнитофон и куча записей, поставляемых ему другом Деминым.

Ну, казалось бы, чего еще желать!

И хрен с ним, что ВИА МИГ почти развалился. Какая-то шоша-пероша все равно собирается иногда. Достаточно, чтобы быть у девчонок на виду.

Ох уж эти девчонки!.. С них-то все и началось.

Воистину прав старикашка Фрейд, утверждая, что в основе любого творчества покоятся сексуальные отношения.

Это была железная традиция в любую погоду после дискотеки домой идти пешком. Прогулка — во! От РДК до станции, где они жили, восемь километров, зато можно мозги проветрить, помечтать, поговорить... А сама дорога: то полем, то лесом, а ночь, а звезды!.. Сила!

О чем говорить?

Да обо всем: о музыке, о политике, о бардаке в стране, о теленовостях и, конечно же, о девчонках.

Вот уже месяц, как они пытаются завести флирт с двумя десятиклассницами, но без толку, гордячки! Себе на уме.

А что, если написать песню?! Записать ее, распространить и как-то намекнуть им, что это, мол, о них и для них?.. Идея!

Хорошо шагать по ночной дороге и выдумывать тексты в ритм ходьбы.

Мы самые красивые,

Милей нас в свете нет...

Топ, топ...

Строчку Аптекин, строчку Демин.

 Через пять километров текст был почти готов... Понравилось.  Стали ходить не только по субботам. Нащупывался один из путей стихосложения — забавная, яркая первая фраза типа:

 Я уже не мальчик!

 Мне тринадцать лет...

 или:

 Мне судьба нелегкая выпала:

 Полюбила я школьника Быкова...

 Правда, дальше развитие фразы шло сикось-накось, но это уже не беда, главное — в рифму.

 Нащупывалась и общая тематика будущих песенок — околошкольная.

 Это было уже заявкой на программу. А музыка?

 Да чё башку ломать, возьмем баян да гитару и намурлыкаем что-нибудь. Точно! А еще можно при записи уменьшить скорость, и получатся детские голоса!

 Гениально!

 Так нащупывается стиль.

 Но надо кого-то приглашать петь и играть!

3. Всходы

Тут надо сказать, что характеристика, данная Верхотурью в начале повествования, не совсем верна. Не все так уж плохо в Верхотурье. Река, например, замечательная. А еще школа музыкальная. Пашут педагоги на все сто. Ткни пальцем в каждого второго верхотурского школяра, и он тебе отчебучит на фоно все гаммы плюс полрепертуара моден-токингов. Одним из лучших выпускников двух классов музыкальной школы за все годы ее существования по праву считался водитель рабочего тепловоза Валерий Пахалуев.

 Тепловозик у него маленький, и сам он небольшого росточка. Типичный русский Иванушка — белокурый, кучерявый, губки бантиком, глазки хитрые. Глядишь на него и сроду не поверишь, что этот парнишка сносно владеет клавишными, гитарой и баяном, да к тому же обладает недурным баритончиком с привкусом металла. В музыке Валера тяготел к эпическим полотнам.

 Валера на опасные дела всегда соглашался.

 На чужой огород за огурцами?.. Пожалуйста! Концерт подпольный записать?.. О чем разговор! Это же классно! Это же подсудное дело! Крамола!.. Это же надо тихо, тайно, лучше ночью, чтоб в РДК никого не было.

 Шел 1985 год. Никто еще не верил в перестройку.

 Лед тронулся. Два микрофона, баян, гитара, магнитофон «Илеть». Записали первую вещь. А забавно, ядрена мать, выходит!

 Вошли во вкус, начали добавлять реплики. Музыка самая простецкая.

 Тут не стеснялись, брали давно известное, популярное, добавляли своего, лишь бы в размер укладываться.

 Писали не то чтобы трудно, но урывками. Конспирация!

 На одной из записей присутствовал Лукашин. Как старого, уважаемого клиента его допустили, но под страшную клятву: «Нигде, никогда и никому!!!»

 Смонтировали. Обозвали «Музыкальный фельетон о современной любви». Дали прослушать запись Лукашину...

 Лукашин улыбался. Где-то, может быть, немножечко и завистливо, а больше оттого, что ему нравилось.

 Это был стиль. Это был имидж. Это была форма мышления удивительной свежести. Короче, это была тучная, истекающая будущими образами ИДЕЯ!

 Запись отволокли в Свердловск крупному подпольному меломану и тихонечко распространяли собственными силами. До рези в ушах прислушивались, ждали резонанса...

 Поползли слухи. Сладкие, как сироп, они обволакивали сердца надеждой.

 Уже некоторые, особо сметливые, встречая Демина, Аптекина и Пахалуева на улице, тихонько говорили знакомым: «Слышь, не знаю точно, но сдается мне, что это и есть тот самый ВОДОПАД».

 Бремя славы давит не на плечи, оно давит на подбородок. ВОДОПАД поднимал голову.

 Апогеем этого периода явился очередной приезд Демина из Свердловска. Он рассказал, что, когда пришел к крупному меломану, у того сидел еще более крупный меломан, и просто крупный меломан сказал более крупному: «Познакомься, это Юра из ВОДОПАДА!» От чего у более крупного меломана глаза на лоб полезли. Они наперебой говорили Юре, что концерт идет прекрасно и что, как только будут новые записи, они будут рады выменять их на что угодно.

 Кстати, ВОДОПАД — это аббревиатура: Верхотурское Общество Дебильных Отщепенцев: Пахалуев, Аптекин, Демин.

 Всходы взошли. Но климат рок-культуры суров.

 Как заявляют отцы жанра: «Пусть играет, кто должен играть, и молчит, кто должен молчать!»

 Откровенно хиловатые всходы нуждались в удобрениях и культивации.

 Демин и Аптекин поехали к Лукашину.

4. Культивация

В Косолманку вело два пути: один сложный в объезд сто километров и только на гусеничном тракторе, другой легкий — на электричке.

 Попутного гусеничного трактора не оказалось. Сели на электричку, и через двадцать минут за окнами замелькала Косолманка.

 Косолманка — полуспившийся, полуразвалившийся поселок. Население — четыреста человек. Средний возраст пятьдесят три года. Смотреть не на что! И чего Лукашин нашел в этой дыре? Но окопался он крепко.

С виду неказистый лукашинский клубешник был хорошо оснащен и изнутри потрясал интерьерами. В этих интерьерах Лукашин ставил спектакли по собственным пьесам, проводил вечера по собственным сценариям, а на праздничных концертах захудалый ВИА исполнял его собственные песни.

 В критериях он был прост: говорить умеешь — артист! Гитару от лопаты отличаешь — музыкант!

 А какие еще могут быть критерии в поселке, где десять человек дееспособной молодежи?

 Черт знает каким ветром занесло его в эти края! Известно лишь, что до этого он был жителем Свердловска, где работал маляром, каменотесом, экспедитором, сторожем, токарем, слесарем, художником, кочегаром и таксистом. А потом он попал в эти края на шабашку и выгодно вторично женился, взяв в приданое диван-кровать и двух пацанов. Срочно скрепив новый брак рождением еще одного чада, он обозвал его Никитой Сергеевичем в честь своего политического кумира.

 Дела у него пошли в гору. Он гремел в районе, им робко интересовалась область, а в Челябинском институте культуры он считался перспективным студентом. У него был один очень крупный недостаток: он писал крайне тоскливые стихи. И чем дальше он жил в Косолманке, тем стихи становились тоскливее.

 Демин это чувствовал. Он-то знал, что этот матерый культпросветчик пока на коне, но он также знал, что этот конь уже еле передвигает ноги.

 Ничего не попишешь — болотный комплекс.

 Они подружились на дискотечной ниве. Лукашин, бывая в райцентре, клянчил у Демина записи. Они пили чай, играли в шахматы и беседовали о музыке. Лукашин снимал шляпу перед МАШИНОЙ, АКВАРИУМОМ, любил СЕКРЕТ, терпел Шевчука, остальных поругивал.

 Когда Демин сообщил ему, что в Свердловске на базе ДК им. Свердлова образовался рок-клуб, Лукашин смеялся до колик. А потом начал кричать, что все это фигня, что он родился и вырос в этом сарае и рок-клуб там был образован еще в 1967–1968 годах, и не в комнате на запасной лестнице, а в туалете на втором этаже, где они ежевечерне, перед очередным приводом в милицию, горланили битлов, роликов и бич-бойзов. А в летнее время рок-клуб собирался в скверике за ДК Свердлова, где по ночам, пригнав от пассажа бочку с квасом и прочистив горло дармовым напитком, они орали «Вот ай сэй» Рэя Чарльза!

 Клуб этот, возглавляемый неким Александром Капарулиным, кончил очень печально, а Капарулин теперь дворник на Посадской.

 И недалек тот день, пророчествовал Лукашин, когда и этот рок-клуб в полном составе уйдет в дворники!

 К счастью, его предсказания не сбылись.

 Демин и Аптекин выжидательно смотрели на Лукашина.

 Лукашин одним глазом косился в зеркало, рассматривая свои патлы, где пышно расцветала седина, а другим пялился на спортплощадку, где резвились его пацаны.

 Лукашин не умел отказывать.

5. Рост

Раскачивались долго, но и готовились уже основательней. Околошкольная тематика была явно узка. Нужна была рекламная тема.

 Лучшая реклама — маленький скандал.

 Лукашин наваракал сатиру на фирму «Мелодия». Сатира вышла хлесткой и одновременно содержала реверанс в сторону корифеев рока.

 Для весны 1986 года сатира казалась очень опасной... Перепугались. Решили подчеркнуть свою лояльность антитокаревской полькой, о чем впоследствии несколько жалели.

 Вышел альбом АКВАРИУМА «Дети Декабря». Не очень понравился. Много зауми. Множественность образа вела к безобразности. Решили: борзеть так борзеть, зацепим и Борю. Скандалом больше, скандалом меньше... Родился «Ишак». Уже после долго пришлось втолковывать фанатам Гребенщикова, что «Ишак» — это ВОДОПАД.

 Летом Лукашин написал «Хаудуюду», «Неприличное слово», «Пацифиста» и «Супергруппу». В захламленных углах его извилин ворочался, просыпаясь, Салтыков-Щедрин.

 Придумали общий ход: «ВОДОПАД отвечает на письма». Ход позволял нести любую ахинею. Демин выдал гениальную идею о монтаже с радиостанцией «Юность».

 В загашниках былого ВОДОПАДА нашлось два наброска, которые после редакции приняли вид «А я работаю в колхозе» и «Быков».

 Встал вопрос о расширении музыкальной палитры.

 Лукашин где-то откопал Радисева. Несмотря на свои шестнадцать лет, Юрка Радисев успел поиграть в кабаках Казахстана, бойко долбил в барабаны, пиликал на баяне, аккордеоне, бренчал на гитаре, короче, обещал быть... Смешливый и наивный, он обалдел от приглашения в «ленинградскую группу», от которой давно тащился, не подозревая, что она базируется в пяти остановках от его дома.

 Прямо в РДК жил бездарный культпросветметодист и одаренный рокер Слава Колясников. Он владел инструментами, знал азы музграмоты, обладал неплохим голосом и изрядной долей артистизма. Уровень его притязаний был высок, тем не менее к ВОДОПАДУ он отнесся снисходительно.

 К Колясникову примыкал залетный цыганенок Раджа Решетников, также умевший долбить в некоторые инструменты.

 Поскольку о каком-то качестве и сыгранности в условиях конспирации мечтать не приходилось, определили основной эстетический принцип: «Чем хуже, тем лучше!» Будем играть вольготно, как в подворотне.

 Лукашин спер у младшего сына детский ксилофон.

 Таким образом, к началу записи музыкальная палитра ВОДОПАДА обладала следующими выразительными средствами: баян, ксилофон, фоно, «Фаэми», бонги, тарелка, гитара, гитара-бас, «Поливокс» и старый медный баритон.

 Определить сейчас, кто на чем играл в тех жутких условиях, не представляется возможным. Исключение составляет Пахалуев — безвылазный клавишник.

 Лукашину наконец дали квартиру в Верхотурье, и он перешел работать в РДК.

 Запись началась, шла рывками в полуночное время. Сильно мешали разные девчонки, шпана, завотделом культуры и работники аппарата райкома ВЛКСМ.

 Обычно это происходило так.

 Пока Лукашин дописывал и редактировал очередной текст, в соседней комнате паяли сопли на микшере и придумывали музыку, то есть гремели, стучали, пиликали каждый свое.

 Выходил Лукашин, делали два-три диких дубля и разбегались.

 На одной из таких сходок присутствовал верхотурский бард Евгений Никонов, сыгравший роль таксиста Феди.

 Затруднений не возникало до «Ишака».

 «Ишака» надо было сделать крепко. Сделать крепко в Верхотурье мог только Сергей Успенский — личность небезызвестная в музыкальных кругах Свердловска. В свое время он руководил командой Лестеха и играл в ресторане «Космос». Прирожденный гитарист-виртуоз, украсивший бы любую современную группу, Сергей обладал двумя крупными недостатками: ничего не признавал, кроме хард-рока, и работал первым секретарем райкома ВЛКСМ.

 ВОДОПАДЫ пошли к Успенскому.

 Успенский, слушая дубли, презрительно хмыкал. Его коробила эстетика ВОДОПАДА и по должности смущали отдельные фразы. И все же этот граф хард-рока снизошел до столь эксцентричного материала и на ближайшей сходке за двадцать секунд обработал «Ишака» и помог записать «Пацифиста»... После он, то ли испугавшись резонанса, то ли спасаясь от болотного комплекса, срочно покинул Верхотурье и уехал в причерноморский совхоз комсомолить и организовывать хард-рок. По последним сведениям, Причерноморье дружно восстало против хард-рока. Жалко Серегу...

 К концу ноября работа была в основном завершена.

 Несмотря на многочисленные недостатки — затянутость отдельных вещей, слабость обработок, низкое качество и т. д., в успехе сомнений не было. Это было ново, свежо и по тем временам достаточно круто. Совершенно случайно ляпнутая фраза «У микрофона панк-фолк-рок группа ВОДОПАД» по общему согласию точно определила жанр. Оставалось подвести теоретическую базу.

 Если взять за основу идеологию панков — тотальный и довольно агрессивный нигилизм — и разбавить его народной смеховой, балаганной культурой в стиле Рабле, гашековского Швейка или отечественных частушек, то получится не тупое, голое отрицание ради отрицания, а народная сатира, веселый скепсис, функция которого — нестандартно высвечивать идиотские узлы социальных отношений, разумеется, в целях их совершенствования.

 Из конъюнктурных соображений решили работу не засвечивать до начала 1987 года, когда спрос на свежую музыку резко возрастет. Исключение составили для уезжавшего Колясникова. Катушку ему дали, но взяли слово, чтобы до Нового года ни-ни...

 Искали выходов на крупных меломанов, чтобы внедрить много и сразу.

 После праздников Демин помчался в Свердловск. Распихивал куда только можно. Умудрился передать АЛИСЕ, РОНДО, занес в рок-клуб.

 Подросшие побеги нуждались в теплом дожде.

6. Гроза

Сердца ВОДОПАДОВ слились в одно громадное «ухо-локатор», жадно ловившее любой рок-шорох. Свердловский меломан обиделся за Боярского с Антоновым, не говоря уж о Гребенщикове. Он говорил, что новый концерт убил все лучшее, что было в старом ВОДОПАДЕ.

 ВОДОПАД не отчаивался. В группу вливались свежие силы — Евгений Никонов, Александр Чудинов — молодой способный басист. Времени даром не теряли. Экспериментировали с наложением диско-шлягеров.

 Записали наспех лукашинское нытье — девятнадцать песен под общим названием «Автопортрет». Коллективно пришли к выводу, что даже миллион сырых яиц не избавит Лукашина от нижегородского прононса. И ждали... ждали... ждали...

 Уехавший на сессию Лукашин предложил альбом в одну из будочек звукозаписи Челябинска. Катушку послушали и вернули, надменно заявив, что такую музыку им не надо.

 Подступало удушье.

 Первые раскаты грома донеслись в образе знакомого верхотурского обэхаэсэсника-меломана, который конфиденциально сообщил Демину, что на Шувакише (свердловской барахолке) ходит ВОДОПАД, и хорошо ходит: тридцать рэ катушка, то есть по самым высоким расценкам!

 Демин не упал (но, мой Бог, чего это ему стоило!). Прислонившись к столбу, он нашел в себе силы хладнокровно ответить, что ВОДОПАД и коммерция дальше друг от друга, чем Рейган от Аптекина.

 В воздухе пахло грозой.

 Она налетела стремительно и на этот раз в образе нового первого секретаря райкома ВЛКСМ Павла Тренихина. Молодой секретарь, озабоченный перестройкой, страстно искал новых форм работы с верхотурскими оболтусами. Эти трудные мысли привели его в один из отделов Свердловского обкома комсомола.

 — Мы бедные, сермяжные, неперспективные! Дайте нам рок-команду на районное мероприятие! — взмолился Паша в обкоме.

 Обкомовский товарищ, курирующий свердловский рок, внимательно разглядывал Пашу.

 — Слушай, ты чё из себя дурака строишь?! — заявил он после некоторой паузы. — Тут весь Свердловск на ушах стоит из-за какого-то верхотурского ВОДОПАДА, который мы сами жаждем увидеть, а ты тут здрасьтепожалуйста! Бедные они! Сермяжные!

 Обескураженный Паша прямо с электрички полетел в РДК.

 ВОДОПАД играл в теннис.

 Команда самодовольно хохотала, слушая Пашу. Паша кончил и присоединился к хохоту.

 Это была самая большая удача верхотурского комсомола со времен декабристского восстания. Долой конспирацию!!! К черту подполье!!! Морды под дождь!!! Смотрите, девчонки, это идет ВОДОПАД им. Вахтанга Кикабидзе!!! Трепещите, аппаратчики! Это ВОДОПАД идет кушать тухлые котлеты в ресторане «Тура»! Хой!

 Ливень набирал мощь.

 Средняя группа челябинского детского сада № 333 долго обтекала дяденьку, застывшего с глупой улыбкой на лице и бумажкой в руках прямо посреди улицы. Замыкающий Вовочка спросил воспитательницу:

 — Анна Ивановна! А что, этот дяденька — статуй?

 — Нет, Вова, это не статуй! Это пьяница!

 Если б Вова умел читать, то он бы разобрал на дядиной бумажке следующее: «Лукашин! Срочно выезжай. 25-го в рок-клубе выступает ВОДОПАД».

 «Боже! С чем они едут? — думал бросивший подготовку к госэкзаменам Лукашин, глядя в окно рейсового автобуса Челябинск—Свердловск. — Чисто студийная банда! Единственный солист привязан к

 клавишам. Ни техники, ни опыта, ни сценического имиджа! Кошмар!»

 Они приехали со старенькой «Музимой», «Орфеем», «Фаэми», баяном, тарелками и Пашей Тренихиным. Никонов за солиста. Прихватили даже маленького Мирончика из 9-го «Б».

 За пять дней с момента приглашения в Свердловский рок-клуб они сделали все возможное — аранжировали две композиции. Одну из будущих — «Шарик», одну из старых — «Супер-группу». Аранжировки неплохие, но тональности, Бог мой! Явно не для никоновского баритончика! Чуть-чуть бы повыше!.. Поздно... Эх, опозоримся!..

 В туалете на втором этаже курили одну за другой. Глядя на знакомые унитазы, Лукашин вспоминал 1968 год и дивился закольцованности судьбы.

 Мандраж!

 В кулуары заглянул лысый тюменский панк. Был лаконичен: «Чуваки, мы от вас тащимся!» После чего подарил галстук с надписью «Инструкция ПВ». Это несколько подняло настроение... Однако пора в зал.

 Вот они подмостки, которые имели счастье прогибаться под кроссовками великих НАУТИЛУСОВ, ЧАЙФОВ и Пантыкиных!

 Сейчас на них АПРЕЛЬСКИЙ МАРШ: фраки, полумрак, мощный академический голос. Тексты непонятны, но ясно, что зауми много. От техники игры несло запахами коридоров консерватории. Куда тут нашим

 сварщикам! Однако зал довольно равнодушен.

 Та-ак, дальше кто?.. Ага, ВАФЕЛЬНЫЙ СТАКАНЧИК! Интересно!.. Большие лбы, бороды... А-а! Интеллектуалы... Потуги на юмор... Мм... Прямо скажем, наши потуги покрепче...

 Теперь кто?.. ИНСТРУКЦИЯ ПО ВЫЖИВАНИЮ!.. Так вот они — настоящие панки!.. Посмотрим... Батюшки, че делают! Головы мылят, бутылки бьют, правда, в заранее приготовленное корытце... Батюшки!..

 А телка-то, телка! Скачет по стремянке, как оглашенная!.. Твою мать, че делают!.. Однако послушаем тексты...Не очень внятно, но общий смысл таков: вы дерьмо, мы дерьмо, весь мир дерьмо, но лучше быть таким дерьмом, как мы, чем таким дерьмом, как вы!.. Круто, круто! Прямо как в Лондоне! Неужели они это серьезно? Даже жалко ребят... Дожили...

 Ну все, пришла наша смертушка! Демин, весь белый, остался в зале. А Лукашин на хрена-то полез на сцену? Ходит там, как грач по пашне, только мешает ребятам подцепляться. Господи! А шнуры-то короткие! Ну, Демин, козел! Позаботился! Щас все собьются в кучу, как бараны, позорище! И звук, конечно, ладом не отстроят!.. Ну и условия! Не лаборатория, а ветеринарный осмотр!

 Парни улыбаются, но это улыбки камикадзе.

 Лукашин объявляет группу.

 Реакция хорошая... Знают. Приветствуют нашими же репликами... Ну, погнали!.. Романтический «Шарик» явно не пошел. Нечего было тащить новинку! У Никонова на низах голос совсем вянет. Собственно, это не имеет никакого значения: все равно ни хрена не понятно... «Супергруппу» приняли лучше. Вообще, зал очень доброжелателен и несколько разочарован столь короткой программой. Но от этого не легче... Лажа! Все, скончались. Быстрей на улицу!.. Доставай курево! А на улице!

 Ну кто сказал, что на улице обложной снег хлещет по щекам обескураженных неудачей ВОДОПАДОВ?! Вранье! Это солнце! Жаркое солнце после грозы ласкает возмужавшие всходы!

 Вот через толпу пробивается Паша Тренихин с каким-то мужиком.

 — Знакомьтесь! Наши ВОДОПАДЫ! А это товарищ с телевидения.

 Предложение сняться в молодежной программе никак не помещается в очумелых водопадовых головах. Да где они, в конце концов?! В Париже?.. На чужой планете?.. Еще вчера скрывались в подполье, дышали верхотурской плесенью!

 А это кто еще жмет их не остывшие от инструментов руки?.. СОЛЯРИС?.. Очень приятно!.. Да, мы и есть самые настоящие ВОДОПАДЫ!.. То есть как это не может быть?.. Что мы, за триста верст обманывать приехали?

 Вечером на девятом этаже студенческого общежития в дебрях Пионерского поселка состоялось торжественное совместное заседание ВОДОПАДА и СОЛЯРИСА. Много пили и пели. Полыхали дискуссии, гремели речи.

 Победила звучащая назойливым рефреном фраза СОЛЯРИСА: «Мы до сих пор не можем поверить, что сидим за одним столом с самим ВОДОПАДОМ!» Это было уже слишком...

 Непьющий и слабонервный Демин этого уже перенести не смог. Пришлось провожать его до вахты... На пятом этаже из темного коридора выскочил студент. Не обращая никакого внимания на шатающегося Демина, студент проскочил мимо, напевая: «Дело было на уроке, на уроке пения...» Демин потерял сознание.

 На другой день в ДК им.Свердлова ВОДОПАД заполнял анкетки вступающих в рок-клуб. Анкетка к анкетке: Демин, Аптекин, Пахалуев, Никонов, Радисев, Чудинов... Стоп! А где же Лукашин? Так на сессии опять! Что, и анкетку заполнить некому? Так как-то, не знаем... «Что слава? Яркая заплата на ветхом рубище глупца...»

 Эх, хоть бы ниточку от заплатки!

7. Цветочки

Май.

 Расцветали яблони и груши...

 Но куда им было до улыбок ВОДОПАДА! Говорят, «Водопад отвечает на письма» уже в Питере. Говорят, что колыбель советского рока благосклонна к «супергруппе». Говорят, что ленинградская молодежка опубликовала сообщение о рождении команды и даже привела списочный состав! Говорят, что свердловский рок-клуб приобрел крупный козырь в своей многотрудной борьбе. Говорят, что на июньском фестивале в Свердловске рокеры Сибири и Ленинграда искали встречи с ВОДОПАДОМ.

 А вот это уже не слухи: в кулуарах свердловского фестиваля Николай Грахов не без гордости представил Демина Мейнерту. А это еще кто такой?! Да вы что! Таллинский журналист, социолог, крупнейший спец по року, уступающий, пожалуй, только Троицкому!

 Хорошо понимающий, но плохо говорящий Демин в получасовой беседе со сверхподкованным прибалтийским корифеем восемьдесят раз утвердительно сказал: «Ну!» А один раз даже: «Ну конечно,  бляха-муха, извините!» Обменялись адресами и договорились об обмене катушками.

 Возвращаясь с фестиваля, познакомились с рок-фанатом из Нижней Туры. Узнав, что они из Верхотурья, парень воскликнул: «О, да у вас там, говорят, есть очень крутая группа ВОДОПАД им. Вахтанга Кикабидзе! Случайно не знаете?»

 Случайно знали.

 А вот уж совсем из ряда вон: из пригорода Свердловска специально для встречи приехали два фанатика группы. Имели беседу. Главной мыслью далеких гонцов была боязнь, что такая выдающаяся группа не удержит занятых высот и развалится. Черт знает о чем они думают, эти пэтэушники! Ребят успокоили.

8. Ягодки

Беда пришла откуда не ждали.

 Взбунтовалась лукашинская жена. Они уже восемь месяцев жили в Верхотурье, и оно опостылело Валентине до икоты. А тут как раз подвернулось выгодное предложение: десять километров от Челябы, благоустроенная квартира, асфальт, оклад. Валентина никогда не жила в благоустроенной квартире и очень мало ходила по асфальту. И напрасно ВОДОПАД бренчал под их окнами макаровского «Скворца»! Все было тщетно.

 Единственное, на что хватило смелости у подкаблучника Лукашина, это заявить, что он будет последним подлецом (до этого он был предпоследним), если бросит ребят в столь ответственный период!

 Валентина иезуитски чмокнула его в отвисшие брюла и ласково сказала: «Хорошо, милый, как закончишь, приезжай!» Баба с возу — и кобыла пошла!

 Ну казалось бы, чего доброго можно было создать в июльский зной 1987 года!

 Люди валялись на пляжах и отсиживались в погребах, изнывая от жары, и даже отборные верхотурские комары — этакие летающие рыжие носороги — вымерли почти подчистую! А ВОДОПАД пахал!

 Ежевечерне с девятнадцати до часу ночи дымились «Караты» и «Электроники», звенели «Поливоксы» и ксилофоны, хрипели сорванные голоса. В час ночи вываливались одуревшими и восьмикилометровой прогулкой пытались проветрить головы. Но разве выветришь из головы «Жидкий стул»?

 Из ранее решенных были только «Берегите цинк» и «Шарик», из набросков — «Рейган» и «Иные времена».

 Лукашин за неделю наваракал столько, что впоследствии при монтаже пришлось экстренно сокращать связки и выбрасывать целые вещи. В частности, не вошли панк-дебаты — выступление дуэта «Клюква» и металлическая капустка «Министр Мухебаев».

 Господи, кто только не сотрудничал с ВОДОПАДОМ в июле! Брат Юрки Радисева, две десятиклассницы, Серега Лумпов, залетный студент, залетный шабашник, местный бард Дулевич и даже лучший друг ВОДОПАДА, его коммерческий и рекламный агент Александр «Розенбаум» Белослудцев. К последним штрихам подъехал Саша Мазанов. На этом факте следует остановиться особо, ибо с приездом Сани ВОДОПАД связывал большие надежды.

 Одаренный музыкант, тяготеющий к джаз-року, поигравший в свое время в цехах Уралмаша и в кабаках, темпераментный, полный идей человек, Саня долго боролся с рогатками жизни, и в конце концов перед ним встал выбор: либо ВОДОПАД, либо загранфлот... ВОДОПАДУ сперва не повезло, но спасибо начальству Черноморского пароходства, сообщившему Мазанову, что принять на работу его не могут, поскольку он не прописан, а прописать не могут, поскольку он не работает.

 Саня приехал в ВОДОПАД к другу Демину, приехал, к сожалению, поздновато, но все же успел записаться в эпизодических ролях «Панк-съезда» и художественно насвистеть «то березку, то дубину». Работа продвигалась стремительно. По вечерам у кинобудки РДК, где до одури репетировал ВОДОПАД, собирались кучки любопытствующих. Из-за стекол райкома партии, расположенного напротив РДК, настороженно поблескивали очки аппаратчиков.

 К первому августа «Панк-съезд» был смонтирован.

Недостатки выперли сразу.

ПЕРЕИЗБЫТОК ИНФОРМАЦИИ. Плотность её на кв. см. плёнки была ужасающа! И это при том, что смысловая архитектоника почти каждого текста, а иногда и каждого куплета была выстроена так, что утверждалось одно, подразумевалось противоположное. Бесчисленные подковырки просто тонули в общем фоне. Надо было шустро шевелить мозгами и обладать кругозором, чтобы сходу оценить и улицу Варлама дом 37 и парка Горького и призыв о принятии закона о вшивости, и угрозы шабаркнуть мораторием по СОИ и Юрмалу и т.д. и т.п. Слишком велика была скорость подачи столь плотного материала. Короче, в средне - пэтэушных кругах - основных пожирателей рока концерт был обречён.

Удручающие длинноты. Многие тексты можно было безболезненно сократить, тем более что был прекрасный образец - "Берегите цинк": шесть строчек и удар ниже пояса.

Сверхдосадный темпоритмкческий сбой. После ошалелого монтажа выяснилось, что в первой половине концерта 2-е длиннющие 6-и минутные вещи, плюс 3-х минутный "Шарик” выполнены в одном темпе и одинаковой музыкальной палитре. Это резко утяжеляло концерт, делая его первую половину ритмически нудной.

1.               ВСЕСОЮЗНЫЙ ПАНКСЪЕЗД

Автор текста и режиссёр С. Лукашин.

Оператор Ю. Дёмин.

В ролях: Корреспондент и Жорик Блеванто - С. Лукашин.

Панк Шура, Ильюха Муромов и милиционер – А. Мазанов.

Любер – Ю. Радисев.

Оппонент любера и весёлый мужичок в Речи Лёхи Дубля-вы - Ю. Аптекин.

Музыка: Клавишные - В. Пахалуев, гитара - Ю. Аптекин и Е. Никонов,

бас – С. Лумпов. Ударные, ксилофоны, баян Ю. Радисев.

 Недостатки выперли сразу, ну а понимание достоинств пришло позже. Была создана довольно хлесткая карикатура на этот нелепый мирок горлопанов, большинство из которых понятия не имеет о том, что им надо в этом мире, в то время как давным-давно известно, что первым же ветерком жизни без мамы с них напрочь сдует все эти дурацкие регалии и остаток дней своих они посвятят борьбе с женой и погоней за бабками, тряпками и прочим дерьмом.

 Но, срывая маски, ВОДОПАД одновременно щадил своих героев, показывая, что большинство этих «свирепых» панков и металлистов всего-навсего лишь обыкновенные пацаны, играющие в свои «странные

 игры» лишь потому, что эти занятия до недавних пор были гораздо интересней затхлой и лживой неосферы страны и обюрократившегося до омерзения комсомола. Герои ВОДОПАДА не были страшными. Более того, они вызывали симпатию и сочувствие.

 Видимо, возражая этой тенденции, Николай Грахов позднее сказал: «Плохо вы еще этих панков знаете!» Да, это действительно так. Но речь-то ведь прежде всего идет не об убежденных идеологах движения, разочарованных до абсурда, а о тех тысячах желторотых, которые тянутся к ним, привлеченные яркой атрибутикой и внешней независимостью. Я не знаю, кто бы выиграл от того, если б эти тысячи заразились страшноватым нигилизмом убежденных панков.

 Тут уместно вспомнить древнее изречение: «То, что становится смешным, перестает быть опасным». А если этот смех окрашен ноткой сострадания, то это уже не смех, а дружеская рука, протянутая пацанам в эти мрачные подвалы с целью вытащить их оттуда на свет Божий.

 И с этой точки зрения ВОДОПАД своим «Панк-съездом» проделал пропагандистскую работу за целый аппарат обкома комсомола. Один «Жидкий стул» перевесит сотню брошюр о вреде токсикомании.

 Жаль, что аппаратчики вряд ли это когда-нибудь поймут.

 Вообще, если говорить о тематике, то ВОДОПАД, помимо всего прочего, прошелся и по рок-командам, большинство из которых явно растерялись в новых условиях и продолжали воспевать темные стороны своего «загубленного» детства.

 В «Речи Лехи Дубляво» есть такие строки:

 Товарищи рокеры! Надо в натуре

 Создать министерство

 кассетной культуры...

 Даешь министерство,

 чтоб каждый был волен

 Оплакать свою незавидную долю:

 Нехватку кроссовок

 и ветер в карманах,

 И страшную бурю

 в граненых стаканах,

 Прыщи и мозоли, железо и медь,

 Да мало ль о чем можно петь!

 К чести ВОДОПАДА, сам он поднялся выше «прыщей и железа». «Панк-съезд» попахивал серьезной и довольно злой социальной сатирой, своего рода политликбезом для оболтусов, не читающих газет и выключающих телевизор на обзорах проблем, волнующих общество. На волне популярности это был шанс внедрить в среднепэтэушные извилины немного интеллектуального зелья.

 Что касается формы, то следует отметить и повышение качества записи (честь и хвала Демину, который стал крупнейшим специалистом по многоразовому использованию отечественной аппаратуры!), и недурные музыкальные решения таких композиций, как «Люберы», «Жидкий стул» и «Цинк». А самое главное — ВОДОПАД вплотную приблизился к редчайшей форме мюзикла — рок-мюзиклу.

 Хотя надо сказать, что в откликах на наши концерты есть и такие, которые отказывают ВОДОПАДУ в праве называться рок-командой.

 Вопрос, конечно, интересный!

 Не мешало бы апологетам подобных мнений вспомнить (если они его знали!) хрестоматийное выражение Пита Таушенда: «Рок кончается там, где кончается честность». Значит, есть такая эстетическая категория рока, и у ВОДОПАДА пока с ней вроде все в порядке. Не все то рок, что гремит и использует зверские ритмы. Может быть, просто следует поточнее определиться в жанре. Скажем, «балаган-рок»... А что, очень мило.

 Понимание достоинств новой работы пришло позднее, а пока окончательно потерявший способность разобраться в том, что он делает, ВОДОПАД решил вынести свой «Панк-съезд» на публичное обсуждение.

 Верхотурье — крупная база студенческих отрядов. Летом их там собиралась тьма-тьмущая. Они ставили коровники, уколы в ягодицы, нянчили детей и закрашивали то самое «неприличное слово» в той самой «старенькой школе».

 Студенты (а в основном студентки) приходили стайками, боязливо перешептывались и внимательно слушали заседание «Панк-съезда». Улыбок почти не было — пугала обстановка и сказывался переизбыток информации. Затем ВОДОПАД покидал студию, тактично предоставляя оппонентам время для сбора аргументов. При этом магнитофоны оставались включенными в режиме «запись». Простим ВОДОПАДУ этот маленький уотергейт — страх как хотелось знать, что говорят за глаза. Возвращались, беседовали. Аргументы были вялыми и легко разбивались прожженным трепачом Лукашиным. Оценки давали сдержанные, но сносные. Расставались друзьями.

 До сих пор звучит в ушах дружное студенческое: «ВОДОПАД! Семь футов тебе под килем!» Настроение было нехорошее. Лукашин вострил лыжи. Пахалуев, уставший от бесперспективного Верхотурья, принюхивался к южным ветрам. Радисев торчал в Свердловске, сдавая экзамены в культпросветучилище.

 Может, поэтому в успех нового детища никто не верил.

 Прощались холодновато. Зачем-то обсуждали будущие работы, в которые также верилось все трудней. Август сыпал пригоршнями звезды в окна поездов разного следования, увозящих Демина в отпуск, Пахалуева на разведку, Лукашина к семье.

 Эти же самые звезды светили в форточку свердловской общаги, где на подоконнике Юрка Радисев учил сольфеджио и слушал ЧАЙФ.

 Спелые ягоды панк-фолк-рока притаились в густой траве до начала нового сезона.

9. Постскриптум

По нынешним активно-хамелеонным временам много воды утекло с тех пор. А сколько событий!

 Были встречи Лукашина, Демина и Аптекина в Челябе.

 Был тихий отъезд Пахалуева и телеграмма: «В ВОДОПАД без Лукашина не верю».

 Был выезд на Шувакиш, где небольшую партию «Панк-съезда» оторвали вместе с фотографиями по самым престижным ценам.

 Был приезд ЗВУКОВ МУ и восторженный отклик лидера группы — крупнейшего идеолога рока.

 Была встреча с менеджером московской группы ДК, давшим очень хорошую оценку творчеству ВОДОПАДА.

 Был приезд самого Курехина и участие ВОДОПАДА в его шоу в качестве ползущих сквозь увертюру. На другой день состоялось более основательное знакомство с мэтром. Мэтр улыбался, жал руки и приглашал в колыбель рока хотя бы в качестве гостей.

 Была встреча с блудным Колясниковым и приглашение его в группу.

 Были обещания зеленых улиц и возможностей заработать кусок хлеба.

 Были сведения, что широко гастролирующих НАУТИЛУСОВ заманали вопросами типа: где же, наконец, ваш ВОДОПАД? Что Лоза, выступая в Свердловске, отвечал на вопрос о ВОДОПАДЕ и буквально

 сказал следующее: «Ребята под дурачков молотят, но очень многим не мешало бы послушать эту молотьбу».

 Хлынули письма. Разные, но в основном доброжелательные. Среди них выделялся прекрасный отзыв рок-дилетанта, ведущего рубрику «Музыкальный эпистолярий» в журнале «Аврора». Другой ленинградский товарищ, Андрей Иванов, написал, что в жизни смеялся так лишь трижды: читая Джерома, наблюдая за Карцевым и Ильченко (два шага до Жванецкого!) и слушая заседание «Первого Панк-съезда». А «Цинк» он поставил рядом с «Шаром цвета хаки» Бутусова, по его мнению, сильнейшей композицией года.

 И наконец, шестого декабря одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года в студии ВОДОПАДА за банкой браги состоялась историческая встреча того, что осталось от ВОДОПАДА, с Лукашиным и Колясниковым. На встрече была зачитана телеграмма от Пахалуева, который условием своего возвращения ставил возвращение Лукашина. На этой же встрече была определена стратегия создания сценического имиджа ВОДОПАДА для будущих публичных выступлений.

 Так следует продолжение или не следует?!

 А хрен его знает!.. Эх, мама, однова живем!

Кременкуль. Январь 1988